Н.В. Ильина - И просто, и сложно... (главы из книги)

«Что ни город, то норов» говорится и пословице. Город наш — город потомственных текстильщиков, имел и имеет тоже свое лицо, и на всех ореховских есть «особый отпечаток». Гости Орехово-Зуева всегда замечают грубую речь жителей, состоящих из выходцев Рязанской, Пензенской, Тульской и других областей. Коренных жителей, уроженцев Московской и Владимирской областей, осталось очень мало.

Видно судьба определила самое яркое проявление пословицы «Веселие Руси есть питие» в Орехово-Зуеве, а именно в Зуеве. И С. В. Морозов откупился от своего помещика, фамилия-то которого была Рюмин. Ну, а текстильщики потребляли «питие» отнюдь не рюмками. Отсюда драки, пьяные дебоши на улицах. Мы и в детстве, и в юности столько их видели...! В преизбытке, живя в центре Зуева, на бойком месте. Такие сцены разыгрывались под окнами наших домов... Но вот одна из них, можно сказать, лирическая. Идет молодая пара. Явно муж и жена. Муж наклоняется к супруге, ласково заглядывает в глаза, что-то говорит. «На четвертинку просит, — комментирует моя мама». Жена какое-то время крепится, отрицательно качает головой, но на подходе к 5-му (61-му) магазину открывает сумочку. «Все, сдалась, уговорил», — ставит диагноз мама. Получив ассигнации, муж легкокрылой птицей летит в магазин. Вспоминается один гражданин, который напивался ежедневно и молча ходить по улице не мог: душа пела. Но пела она всегда одну и ту же песню: «Хотят ли русские войны?...» Увидев такую, то влево, то вправо мотающуюся фигуру, мама, очень любившая В. Канделаки, напевала его песню «Левая, правая, где сторона? Улица, улица, ты, брат, пьяна!». Сами поклонники «зеленого змия» приводили в свое оправдание такую мудрость: «Пьяный проспится — дурак никогда» или «Будь пьян, да умен, сто угодий в нем».

Характерной приметой послевоенных лет города, в том числе и нашей улицы, были нищие. Все знали Степу губастого, Машу-на лавах. Она ходила с палкой и торбой. Ею пугали детей. Степа был человеком безобидным, мирным, и сам больше терпел от людей, нежели досаждал им.

Просили милостыню и по домам, и на улице, и в вагонах поездов. Среди нищих было много инвалидов войны. Искалеченные, ожесточенные, лишенные глаз, ног или рук, пропивали собранное подаяние и плакали, плакали бывшие воины-мужчины пьяными слезами.

Помнят жители Зуева нищую Зину. С двумя малыми детьми сидела она постоянно на одном и том же месте, у входа в подвал дома с мезонином. Она никогда не просила подаяние и никогда не благодарила за него. Эта женщина была слепая. Говорили, что ее слепота — последствие мести соперницы. Ее сыновья выросли, стали самостоятельными. Зину можно было видеть до недавнего времени около педагогического училища с пластмассовой кружкой для подаяний. Сколько ей лет? — Неизвестно. Возраст ее как бы остановился, а ее вид возвращает и возвращает нашу память в прошлое.

День на нашей улице начинался рано-рано. И начинался он с ; громкого говора дворничихи — тети Маши, женщины мощной, высокой. На работу она выходила в белом фартуке; тротуары подметала огромной, как нам казалось, метлой, при шарканьи которой закрывались все окна. Зимой тетя Маша скалывала лед тяжелым ломом, когда было скользко, посыпала тротуары золой и песком.

Зуевский рабочий люд шел на заработки к 6-ти часам, служащие — к 9-ти, школьники первой смены — к 8-ми. С утра пораньше тянулись на базар торговцы, чтобы успеть занять места повыгоднее. Раскладывали, выставляли свой товар, ждали покупателей... Зашумел, загудел базар зуевский. Открывались на улице магазины, подвозились товары. Сначала по булыжной мостовой цокали лошадки, и «искры сыпались с булыжной мостовой», но постепенно заменили их грузовые машины, позже небольшие фургоны на мотороллерах.

Утром и вечером проходило по мостовой стадо коров. Выпас был у зуевских бараков. Вечером коровы возвращались с тяжелым выменем, полным молока. А жители смотрели, какая корова идет впереди стада: если черная — быть следующему дню пасмурным, дождливым, если светлой окраски — к погоде. Эта примета всегда сбывалась, не то что прогноз гидрометеоцентра. Но шли годы, менялись времена, и коров стали держать лишь единицы.

Вечером все семьи собирались за чаем: любят в Орехове почаевничать, особенно ткачихи и прядильщицы после кильки или селедочки. Любили попить чайку с вареным сахаром, баранками, антоновскими яблоками. Настоящим чаем считался только цейлонский и только из самовара, поставленного сосновыми шишками. Мы специально ходили за шишками в лес.

Утолив жажду, обитатели домов выходили на улицу, чтобы удовлетворить жажду другую: обменяться новостями, слухами, обсудить житейские проблемы. Люди не были привязаны к дачным участкам, к мексиканским телесериалам. Па улицу выносили табуретки, стулья, скамейки и скамеечки. У каждого дома начиналось заседание своего «парламента». Женщины судачили о соседях, доставалось и просто прохожим, особенно молодежи, шедшей в горпарк на танцы или на Ленинскую. Вы только подумайте: люди просто ходили гулять, ходили гулять поздним вечером! У дома сидели долго-долго, летом до самой темноты. Особенно долго задерживались на ступеньках большого крыльца обитатели так называемого «милицейского дома». Бывало виден в темноте огонек папиросы кого-либо из припозднившихся собеседников: в тихие летние вечера не хотелось уходить в дом, а слушать тишину города да перестук вагонных колес, особенно явно слышимый через воды Клязьмы. Дольше всех велась беседа у дома Чернышевых. Арина Николаевна да Василий Егорович. Оба были в почтенном возрасте, приглуховаты. И как они понимали друг друга? Но понимали. Ничего не скажешь — соседи! Зимой одним из любимых развлечений взрослых и детей была игра в лото. Собирались соседи у кого-либо в квартире, и начиналась игра «по копеечке». Бочоночки лото не просто вынимались из мешочка, а их номера выкрикивались со всевозможными добавками, известными всем, кто играл в лото.

3 — алтын 33 — кудрявые 7 — кочерга 44 — стульчики 11 — барабанные палочки 60 — дед 13 — чертова дюжина 69 — и так, и сяк 21 — очко 77 — топорики 22 — уточки 90 — дед

Дальше следовал вопрос: «А ну-ка, посмотрим: сколько ему лет?» Если вытаскивали бочонок, например, с цифрой 3, то возраст такого деда встречали дружным смехом. Играли не из-за денег, а ради общения, веселья. В годы войны, ожидая родных с фронта, увлекались «сеансами спиритизма». Вычерчивался круг, по нему — буквы в алфавитном порядке. В центр ставилось опрокинутое блюдце с нарисованной стрелкой. Все участники сеанса опускали руки на блюдце. Кто-нибудь вызывал духа, говоря: «Дух Ром, выйди к нам, поговори с нами» (Почему Ром? — не знаю). И так заклинали несколько раз. Затем задавали свой вопрос. Эти сеансы проводились в темноте (благо этого требовала и светомаскировка) при свече. Конечно, хитрили. Зная секреты друг друга, двигали пальцами блюдце, и человек прочитывал ожидаемый ответ или имя.

Соседские дети свободно перемещались из двора во двор, из квартиры в квартиру. Редко встречались семьи, где их оставляли за порогом.

Квартиры обставлялись по достатку людей, отличались по чистоте, уюту. В большинстве своем квартира жителя нашей улицы выглядела так. Столовая (если таковая имелась): стол четырехугольный с толстыми четырехгранными ножками и двумя перекладинами. Позже их заменят круглые, овальные. В будничные дни на столе — клеенка, в праздники — скатерть. У кого какие: вязанные, вышитые, выстроченные, с кистями. Стулья старинные — венские, у кого новые — с прямой спинкой, полумягкие. Тумбочки — секретеры и конторки, все темное, дореволюционное. На стене — часы, старинные «Павел Буре», с боем, в длинном, деревянном футляре или светлые, круглые. В ряде домов на стене — гитары. Во всех семьях чтили своих предков — фотографии в рамках, а у кого-то все в одной рамке под стеклом, как в деревнях.

На кухне — столы всех видов, буфеты (шкафы) для посуды и продуктов. Буфеты закрытые, с застекленным верхом, у кого-то старинные, резные с рифлеными цветными стеклами, уступившими позже место сервантам, витринам, стенкам.

В наших старых домах люди, как могли, создавали уют, украшая свои жилища не покупными, а в основном своими изделиями: строчили, шили, вязали, вышивали. Диваны с двумя валиками, кожаные и простые, обтянутые материей. У диванов — полочка. Книжные шкафы: закрытые, с открытыми полками, иногда и самодельные. Занавески на окнах и в дверных проемах: с бахромой, с «бубенчиками», строченые. На окнах или строченые занавески или красивый тюль. На полу— дорожки (половики) ковровые или простые. В спальне — зеркало, у кого в старинной, резной оправе, у кого — без. Кровати металлические с «шишечками», позже «шишечки» исчезли, появились новые кровати с округлыми спинками, а позже установилась мода на деревянные. Комоды с выдвижными ящиками предназначались для хранения белья, на комоде — зеркало — по обе стороны высокие узкие стеклянные (иногда цветные) вазы. У кого-то старинные шкатулки, деревянные или украшенные ракушечником, музыкальные будильники, изящные статуэтки из фарфора; флаконы духов: «Жди меня» — в военные годы, «Красная Москва» и «Кармен» — духи и одеколон. Гардеробы (шкафы) платяные для верхней одежды и обуви. Старинные, резные, дубовые, массивные, трех-створчатые, позже — современные полированные, безликие. Абажуры — оранжевые, с бахромой, сталинской эпохи, позже стеклянные, матерчатые. И еще один штрих к образу жизни нашей улицы. Снимали комнаты в частных домах улицы так называемые торфушки, торфяницы, приехавшие на «болото» добывать торф. Большинство из из девушек были выходцами из Рязанской, Пензенской, Тульской, Липецкой, Тамбовской областей. Труд был очень тяжёлым. Но девушки находили в себе силы в праздничные дни весело и шумно отдыхать. Одевались они ярко, пестро, на наш взгляд, безвкусно. Обычно на них было надето сразу несколько широких цветастых юбок, на пестрых кофтах — разноцветные бусы. Любили они громко петь частушки и плясать под гармошку. Отплясывали «елецкого» и стучали каблучками так громко, специально громко, чтобы все соседи знали: они веселятся. За это и прозвали их в простонародье «каблушки». В эти два слова «торфушки» и «каблушки» жители улицы (сами или их предки, выходцы из деревень) вкладывали городской пренебрежительный смысл: «Что ты как торфушка оделась?». Слово «каблушка» приобретало даже ругательный оттенок. Не знали, не хотели знать, думать о том, что их трудом добывалось топливо для ТЭЦ, а значит — у нас в квартирах были свет и тепло.

Предыдущая страница | Страница 19 из 25 | Следующая страница

• Содержание раздела "История"
• В Подмосковье совершено освящение здания администрации городского округа Ор ...
• Александр Клопов – Исакиевское озеро
• В Орехово-Зуево награжден школьник, обнаруживший в лесу арсенал оружия
• Джип врезался в остановку