Казарма

ЖИЛИ, КАК ОДНА СЕМЬЯ

Казармы... Неизменные спутники текстильных фабрик, названия свои они получали по именам фабрикантов, некогда их построивших: в Орехове - морозовские, в Куровском - балашовские. Крепкие, добротно скроенные, стоят они и по сей день, как пришельцы из давно минувших времен, хранят их стены множество историй о человеческих судьбах. И если бы могли они разговаривать, то, наверное, поведали бы немало и веселых, и горьких, а подчас и трагических повествований, ведь казармы были не просто семейными общежитиями. Это был особый мир, особый уклад жизни.

О бытие жильцов балашовской казармы мне пришлось узнать не понаслышке. Здесь жили родители мужа. Сюда он и привез меня из далекого прибалтийского Калининграда. И первое впечатление от казармы было ошеломляющим: длинные коридоры, по обеим сторонам которых двери в крохотные одиннадцатиметровые комнатки, занимаемые семьями из трех-четырех человек. Были и, так называемые, двойные комнаты - для многодетных. Больше четырехсот человек жило в казарме - целая деревня под одной крышей.

Длинные коридоры никогда не пустовали: сюда выходили из тесных комнат-каморок: женщины - поболтать-посудачить, мужчины - посидеть-покурить, дети - поиграть. Часто ни с того ни с сего возникало веселье: выходил кто-нибудь с гармошкой, заводил задорную мелодию, и плясуны оказывались тут как тут, словно только и ждали этого момента. Частушки сыпались звонко, как горох. Внезапно возникшее веселье также внезапно и заканчивалось, и каждый, словно спохватившись, вновь спешил по своим делам.

Но главной достопримечательностью казармы были кухни. В нашей, третьей, казарме, которая и поныне стоит посередине Советской улицы, их было две. Одной, расположенной на втором этаже, пользовались жители нижних этажей, та, что на третьем, предназначалась для обитателей двух верхних этажей. Огромные печи с множеством огромных чугунных заслонок топились откуда-то снизу и круглые сутки сохраняли жар. А вдоль окон тянулись длинные столы, за которыми хозяйки, шумно переговариваясь, готовили еду. Горшки и кастрюльки, давно заведенным порядком выстраивались в ненасытных зевах печей, а по кухне, перебивая друг друга, распространялись ароматы.

Когда я впервые попала на кухню, мне показалось, что я на вокзале: высоченные своды, огромные окна; много людей, и все очень громко разговаривают. Подумалось даже, что они о чем-то спорят или ссорятся. Но впоследствии узнала, что в ткацких цехах, где они работали, стоял такой шум от станков, что нормально говорить было просто невозможно, приходилось кричать. Эта привычка сказывалась и в быту.

На кухне не только готовили еду. Сюда приходили просто посидеть, обсудить новости, а то и поиграть в разные игры. Особенно популярным было лото. В него с одинаковым азартом играли и взрослые, и дети. Мужчины иногда садились за карты, спорили о политике. Между женщинами, собравшимися поболтать, подчас могла вспыхнуть ссора, но быстро затихала.

Дети играли прямо на блестящем кафельном полу, который был таким теплым, что можно было ходить босиком. Меня всегда удивляло, как чисто было и в коридорах, и на кухне, несмотря на множество людей!

В двухэтажной пристройке к казарме внизу размещался магазин, а наверху красный уголок. Сюда привозили фильмы и показывали через проектор, выступали самодеятельные артисты, приходили лекторы из горкома партии. Здесь же потом поставили первый телевизор.

А еще одной достопримечательностью казармы была кубовая. Воду на чай жильцы не кипятили, а приходили с чайниками в кубовую и прямо здесь заваривали чай. За кипяточком в казарму заглядывали нередко и жители близлежащих домов, потому что горячего водоснабжения еще не было. Да и пироги некоторые куровчане предпочитали печь не дома, а в казармовских печах. Правда, не всех здесь встречали приветливо, свободный вход, как правило, был лишь для тех, у кого в казарме жили родственники.

А вообще народ здесь жил незлобивый, хотя и крикливый. Во многих семьях выросло не одно поколение. И чем дольше жила я в казарме, тем больше осознавала, что здесь нет посторонних людей. Все связаны какой-то невидимой нитью. И радость, и горе были общими, Это была огромная семья; вместе работали, вместе жили. Вся жизнь, как на ладони. В казарме жили многие передовые рабочие текстильного комбината. Ими гордились. Были и такие семьи, которые смогли дать своим детям высшее образование. Из казармы вышли уважаемые в городе учителя, инженеры, есть даже драматическая актриса.

Строительство жилья в городе почти не велось, и о расселении казармы долгое время приходилось только мечтать. Однако в шестидесятые годы был построен первый дом, квартиры в котором предназначались для переселения семей из казармы. Тогда я уже работала председателем исполкома городского Совета, и вместе с руководством меланжевого комбината испытывала гордость за то, что сразу сто семей получат отдельное благоустроенное жилье.

Каково же было мое удивление, когда через некоторое время, встречаясь с новоселами, на вопрос: рады ли, что живут теперь в квартирах, услышала в ответ сетования на то, что никак не могут привыкнуть к необычной тишине, что скучают по прежней жизни. И все без исключения с восторгом воспоминали ту, другую жизнь, когда общим домом была для них казарма. Напрочь было забыто все плохое: теснота, шум, ссоры. На память приходило только хорошее: как сообща устраивали праздники, какие вкусные пекли пироги, как дружили и помогали друг другу. Такова уж память человеческая.

М. МОСАЛОВА.

Бывший председатель исполкома

Куровского городского Совета.

• БАЗА ХЛЕБОПРОДУКТОВ
• В деревне Петрушино жгут дома
• АВТОКОЛОННА № 1793
• ТЕПЛОСЕТЬ
• ПИЩЕВОЙ КОМБИНАТ