Казарма

"МАТЬ" ВСЕХ КАЗАРМ

О "самомазке" я узнал лет пятнадцать назад, вскоре после приезда в Орехово-Зуево, невзначай услышав на улице Ленина разговор двух идущих впереди пожилых женщин:

- До сих пор не могу спокойно пройти мимо "Самомазки", ноги сами заворачивают.

- Так ведь полвека ты в ней прожила, привыкли ноженьки-то! Мои тоже около двадцать четвертой притормаживают.

Само название, чисто русское и по форме, и по содержанию, внимания не привлекло. Понял только, что речь о казарме идет, а уж как какую из них прозывали, не все ли равно: на что другое, на прозвища же русский народ мастак, это еще Гоголь подметил. Потом не раз в разговорах слово это слышать приводилось, и всегда оно мимо сознания проскальзывало, ни разу даже не полюбопытствовал, где та "Самомазка" стояла. И так до тех пор, пока в книге В.Н.Алексеева и В.С.Лизунова "Моя малая родина" не прочитал: "Двор фабричной конторы С.Морозова стал Двором стачки... В наши дни во Двор стачки к монументу "Борцам революции" каждый год 19 января приходят горожане... С конторой С.Морозова соседствовала контора В.Морозова с аркой для въезда во двор (ныне снесена). Напротив нее - квартал корпусов фабрик Елисея Морозова под общим названием "Самомазка".

Удивило противоречие: женщина та вроде бы обычную казарму имела в виду, а тут целый квартал! Но и тогда вплотную не заинтересовался, лишь заглянул внутрь того квартала, ничего похожего на казарму в моем представлении не увидел и решил, что снесли ту "Самомазку" вместе со многими другими вплоть до знаменитой 30-й. Всерьез же копаться стал после того, как от Б.А.Молодцова услышал рассказ, как он в "Самомазку" члена Политбюро ЦК КПСС А.Н.Шелепина водил и какую роль та экскурсия сыграла в принятии решения о расселении казарм (подробно об этом можно прочитать в книге "Годовые кольца истории", глава "Домостроительный комбинат"). Выходило, что одна из сохранившихся стен ее по прежним меркам вполне заслужила мемориальную доску с примерно следующим текстом: "Это здание в 1965 году посетил член Политбюро ЦК КПСС А.Н.Шелепин. Под впечатлением увиденного убедил ЦК КПСС и правительство принять историческое решение о расселении всех городских казарм, благодаря которому в течение непродолжительно времени Орехово-Зуево приобрело современный вид".

Так вот, стал копаться, и тут интересный факт всплыл: про "Самомазку" очень многие знали, что была такая, что выделялась она среди прочих и так далее, а вот на вопрос, чем выделялась - какие-то бытовые детали, особенности взаимоотношений и прочее, что живущих в ней отличало, ответить затруднялись, отходили стандартными фразами вроде: "Да кто их разберет", "Там как муравейник был", "С ними связываться не любили".

Как нарочно, все никак не выпадало встретить кого-нибудь, в ней жившего. Пока случайно (вот уж действительно за деревьями леса не видел!) не выяснилось, что мой хороший знакомый Ю.В.Бодров в этой самой "Самомазке" жил с сызмальства, здесь вырос и даже свадьбу сыграть успел. Мало того, школьником занимался он фотоделом в Доме пионеров, и до сих пор сохранилось у него несколько альбомов с фотографиями, на которых в числе прочего запечатлено немало "самомазовских" сюжетов! А еще неплохо играл с малолетства на аккордеоне и по просьбе в ней живущих "обслуживал" праздники да семейные события. То есть с житьем-бытьем многих семей знаком буквально "изнутри" - какие же секреты от гармониста утаишь!

Главным образом с помощью Юрия Васильевича и написаны эти зарисовки, за что ему большая благодарность от меня и, надеюсь, от читателей.

Когда-то это был действительно квартал чисто фабричных зданий, но никто из живших здесь в сороковых-пятидесятых годах того времени не помнили и только изустно пересказывали детям то, что сами слышали от стариков. Видимо, не зря в тех пересказах "Самомазку" именовали "Сама мать всех казарм" (как гласит предание, именно в результате постепенной трансформации этой фразы и возникло, в конце концов, слово "самомазка", никак не связанное со словами "сам" и "мазать"): судя по всему, это были первые капитальные здания, приспособленные под рабочие общежития. Четыре вытянутых двухэтажных корпуса, соединенных пролетами, внешне мало походили на построенные по специальным проектам в конце прошлого - начале нынешнего века остальные каменные казармы.

Это было своеобразное "государство в государстве" или, если хотите, "город в городе". Проживало здесь до четырех тысяч человек (если и не город, то вполне приличная деревня!). Разумеется, всякое случалось: и ссорились, и до драк, особенно среди подростков, доходило, но как только возникала "внешняя угроза", все внутренние распри откладывались, мужское население в возрасте до 25-30 лет сплоченно выходило отстаивать свою территорию. Простиралась она от ближнего угла сегодняшней Октябрьской площади до деревообрабатывающего завода (на этой территории располагалась еще всегда дружественная казарма 105-я), и горе было тем, кто появлялся здесь с враждебными намерениями или хотя бы подозревался в таковых. Случались и "профилактические мероприятия".

- Когда возвращались с танцев из горпарка, - вспоминает Ю.В.Бодров, - на перекрестке людская толпа делилась на три части: одна сворачивала налево через деревянный мост в Зуево, другая шла направо мимо "шестигранника" в Орехово, третья продолжала двигаться по улице Ленина в сторону Крутого. Вот здесь-то иногда и возникали беспричинные на первый взгляд потасовки, особенно часто с крутовскими. На самом деле причины были, конечно: иногда припоминались неотмщенные обиды, чаще же это была своего рода предусмотрительная демонстрация силы, если нам казалось, что к "самомазовцам" начинали терять уважение - мол, не забывай, кто тут хозяин. В последнем случае все обычно сводилось к нескольким несерьезным оплеухам и последующему шумному преследованию до границы "нашей" территории. Бывало и так, что противник, собрав превосходящие силы, шел сводить счеты. Тогда наше воинство занимало оборону на крыше и отбивалось всем, что было припасено на такой случай, вплоть до специально собираемых выброшенных дырявых ведер. Вот какую особенность тех "сражений " хочу отметить: дрались, как пел Высоцкий, "не по злобе", не было звериной ненависти к "противнику", неписаные твердые правила соблюдались в драках и с "чужими", и между собой. Конечно, и носы разбивали в кровь, и синяков хватало, но не припоминаю случая, чтобы кого-то лежачего добивали ногами или что-то в таком роде. Если уж случалась между кем-то вражда не на жизнь, а на смерть, счеты сводили иначе, в узком кругу и в других местах. А мы, детвора, могли и "темную" устроить нарушителю. Строго наказывалось, помню, если один из двоих поссорившихся вместо сведения счетов в честном поединке подбивал нескольких своих товарищей отловить и поколотить обидчика.

Надо сказать, что подобные сражения длились недолго, прежде всего, по той причине, что в "Самомазке" был опорный пункт милиции и вдобавок размещалось милицейское общежитие. До сих пор вспоминают старожилы участковых Серебрякова и сменившего его Сахарова. Они были частыми гостями, собирали народ в "Красном уголке" для бесед, рассказывали разные криминальные случаи из жизни города, помогали советом и делом. Их уважали, но и побаивались даже самые бесшабашные головушки независимо от возраста. Потому что знали участковые (по крайней мере, так казалось) в лицо всех жителей своего участка, тянувшегося от вокзала до Крутого. Правда, убежать от милиционера или любого другого преследователя для юного населения казармы особого труда не составляло, но вот скрыться было почти невозможно. В чем тут разница - убежать и скрыться?

Похоже на лабиринт, правда? Это сверху. Внутри она катакомбы напоминала, ибо все корпуса сообщались между собой не только пролетами, но еще и через подвалы (их пацаны знали, как свои пять пальцев), крыши и чердаки.

По крышам можно было обежать по периметру почти всю "Самомазку" и при этом в любой момент нырнуть на чердак, а спрыгнув во двор, либо затеряться в этих лабиринтах (закоулков в трех внутренних дворах было столько, что не то что мальчишка или взрослый - взвод солдат мог затеряться), либо через один из многочисленных лазов скатиться в подвал. Так что убежать труда не составляло. Скрыться же от милицейского, родительского или чьего другого гнева нашкодивший мог, только если его не узнали, с чем было сложнее. Потому что испокон веку в казарме за всеми детьми, дабы они не слишком хулиганили, присматривали те, кто не работал. В основном это были пожилые люди, знавшие всех ее жителей в лицо от мала до велика чуть ли не с рождения. Так что о любой провинности родители узнавали быстро, после чего возмездие оказывалось неминуемым. Мог такой "наблюдатель" и сам, если достанет, чем-нибудь вдоль спины протянуть. Родителям не пожалуешься - добавят. Да и неизвестно, что лучше: от немощного старика разово "схлопотать", после чего инцидент считался исчерпанным, или тяжесть родительской длани неоднократно всей кожей почувствовать.

- Я участковых своего детства хорошо помню, - развивает тему Юрий Васильевич. - Не стану утверждать, что всех нас поголовно, но всех мало-мальски хулиганистых они знали, это точно. Дело для них еще тем облегчалось, что шкодничали-то мы не в одиночку, и хотя бы одного он узнавал обязательно. Старики, те не то чтобы специально следили, но как-то так получалось, что в самый ненужный момент кто-то из них в коридоре или во дворе обязательно оказывался. В самом процессе убегания был, конечно, спортивный азарт, а еще это спасало от серьезной родительской расправы под горячую руку: к тому времени, когда ты, спустя много часов, приходил как бы с повинной, гнев родительский спадал и все ограничивалось парой легких подзатыльников или чем-то подобным. Если, конечно, грех был невелик.

Приводилось слышать, что "Самомазка" сообщалась с внешним миром подземными ходами. Не специально прорытыми, конечно, а оставшимися от давних времен коллекторами и прочими фабричными коммуникациями. Пользовавшихся ими или хотя бы очевидцев того не нашел, но все вспоминавшие "рассказы пожилых" почему-то ручались за их достоверность. У меня даже возникло впечатление, что некоторые из пересказывавших эти воспоминания знали больше, только говорить об этом предпочитали от третьего лица. Уверяли, например, что в двух местах на улице Ленина (координаты этих мест "не знали") можно было спуститься под землю, пробраться под всей "Самомазкой" и выйти на берегу Клязьмы. Попутно, если надо, через подвалы попасть в любой корпус. Рассказывали (не называя имени или хотя бы клички) об "одном мужике", который якобы через коллекторы пробирался внутрь отбельно-красильной фабрики и таскал оттуда товар. Понемногу, но регулярно. Может, попадутся эти строки кому-то знающему истину и не побоящемуся помочь отделить зерна от плевел?

И чтобы закончить с "конструктивными" особенностями "Самомазки", немного о территории, считавшейся всеми ее жителями своей. В отличие от молодежи, считавшей "своей", как уже говорилось, часть улицы Ленина и землю между нею и правым берегом Клязьмы от угла сегодняшней Октябрьской площади до деревообрабатывающего завода, все жильцы в целом неотъемлемой принадлежностью казармы считали только часть этой территории до пристани. Здесь располагались обустраиваемые сообща две футбольные площадки, взрослая на берегу сразу за мостом и детская перед юго-западным углом Дома пионеров, городошная площадка, тут же играли в волейбол, лапту, клепень, казаки-разбойники и прочие популярные тогда игры. Все это звалось стадионом "Дует ветер". В футбол играли все от мала до велика, сражались "коридор на коридор", "казарма на казарму". В последнем случае азарт был особенно велик, болеть приходили много горожан, размещавшихся как на трибунах на мосту, подходах к нему, иногда даже на противоположном берегу Клязьмы.

Плавать учились чуть ли не с того момента, как начинали твердо ходить на двух ногах. Делалось это обычно жестоким, но эффективным способом.

- Позади казармы на берегу была метра на два выступавшая над водой деревянная площадка, называвшаяся почему-то "тамбочкой" - вспоминает Бодров, именно так наученный плавать, - и ребята постарше или даже взрослые просто сбрасывали малолеток с нее в воду. Следили, конечно, внимательно, утонуть не давали, но и побарахтаться не мешали. Зато среди нас не было не умеющих плавать с малолетства.

Отношения взрослых в "Самомазке" строились так же, как и во всех казармах. Жили здесь по многу лет, знали друг друга прекрасно. Да и как было не знать при общих кухнях, кубовых, коридорах и, извините, туалетах? Это сегодня можно в своей квартире запереться и даже не всех соседей на лестничной клетке знать по имени-отчеству, а в казарменной "келье" такое автономное проживание было невозможно. С младенчества все дети росли вместе, запретить ребенку водиться с кем-то из хулиганистых сверстников не получалось. Правда, некое подобие иногда имело место, но в довольно своеобразной трактовке - когда не родители оберегали своих детей от "нехороших" товарищей, а наоборот, эти товарищи избегали таких детей. Были достаточно строгие папы, не желавшие, например, чтобы их дети увлекались картами или еще чем, на родительский взгляд предосудительным. Стоило такому заметить своего ребенка, допустим, играющим в карты, как он тут же ремнем или палкой разгонял всю компанию. Страдали от подобного родительского внимания, например, все три брата Бодровых, которых частенько просто гнали от себя ровесники-картежники, даже стоять близко не разрешали: "Давайте отсюда, а то опять вас отец искать будет, из-за вас и нам попадет".

В общем и целом быт "Самомазки" не отличался от жизни других казарм, разве что традиции были покрепче и соблюдались построже, поскольку все-таки "матерь всех казарм"... Как и во всех, жили дружно, двери, уходя на работу, не запирали, в радости и в горе человек не оставался в одиночестве. Вместе отмечали дни рождения, проводы в армию и другие достойные того семейные события, гуляли на свадьбах. Не всей казармой, конечно - где ж всем разместиться в казарме? - но застолье всегда было многолюдным, часто в коридоре (вот если торжество в один из дворов выплескивалось, а со свадьбами, например, всегда так случалось, тогда все население в тот двор собиралось, пели, плясали). Поскольку жили небогато, делалось это нередко в складчину, столы накрывали общими усилиями без особых разносолов, зато веселились от души. Бывали изредка и исключения, когда спонтанно по какому-то поводу "гуляла"' целиком вся казарма, хотя и не за общим столом. Вот пример тому, запавший в память Ю.В.Бодрову.

- Семьи в основном многодетные были, три-четыре ребенка - обычное явление. А у Степановых долго одни девочки рождались, по этому поводу подшучивали над дядей Сеней, он очень переживал. Наконец, шестым по счету, родился мальчик. Новость сразу облетела казарму, все взрослое мужское население искренне радовалось за товарища и дружно отметило это событие. Не остались в стороне и женщины.

Взрослые очень серьезно относились к работе, дело свое исполняли добросовестно, как все равно на себя работали, ни о каких опозданиях и речи не могло быть, все бросали, если пора идти на работу. Шли на свои фабрики и заводы не по одиночке, заходили друг за другом. И детей к тому готовили, настраивали идти в рабочие. Не то, чтобы образование не ценили, но хорошую рабочую профессию считали в жизни главнее. По рассказам учившихся в школах №5 (в войну) и №3 (когда в ней ликвидировали госпиталь), они в большинстве соответственно и относились к учению с прохладцей, хотя любимых учителей по сей день вспоминают по-доброму. Называли чаще всего директора школы №3 В.Е.Шишкова, не устававшего каждому объяснять необходимость образования и многих в этом смысле наставившего на путь истинный, любили уроки физкультуры, которые занимательно, с выдумкой проводил В.С.Герасимов, многим нравилась "географичка" А.Н.Мякиненкова, с удовольствием работали в школьном саду с учителем ботаники Е.В.Кузнецовой. Те, кто внимал советам директора, кто хотел учиться, после окончания школы продолжали обучение, стали хорошими специалистами. Мне называли Геннадия Мишина, ставшего конструктором авиационной техники в одном из московских КБ; Евгения Кузнецова, ныне начальника СМУ-2; известного в Москве хирурга Юрия Иванова; главного инженера геолого-разведочной партии в Сибири Станислава Ныркова; артистов цирка братьев Парашкиных; члена Союза художников Геннадия Бодрова; разностороннего спортсмена, окончившего институт физкультуры и работающего преподавателем в одной из московских школ Виктора Мартишина; генерального директора группы ленинградских оборонных заводов инженера-химика Альберта Барыкина. Наверное, есть и другие, возможно, более знаменитые.

Забота о подрастающем поколении была не показушной и не ограничивалась подзатыльниками нарушителям общественного порядка. В "Самомазке" работали драматический, рисовальный, хоровой и другие кружки, кому их не хватало, занимались в соседнем Доме пионеров.

Вовлекали в спорт, прежде всего, конечно, в футбол. Футболисты "Самомазки" считались одними из сильнейших в городе, уступали только команде 23-й казармы. Заслуга в том принадлежала Петру Митину, который был и игрок отменный, и тренер хороший, и с ребятишками возиться времени не жалел. Числились среди сильнейших городских футболистов Николай Мягков, Борис и Евгений Поляковы. Любимое зимнее развлечение - коньки. Днем катались на самими залитом футбольном поле стадиона "Дует ветер", вечером шли на "Динамо", "Торпедо" или "Знамя труда", где играла музыка, были теплые раздевалки. Поскольку коньки имелись не у каждого, катались по очереди: одни на льду, другие ждут в раздевалке, и так за вечер по нескольку раз менялись. Летом ходили в однодневные или с ночевкой походы, чаще всего по Клязьме - тогда обязательно варили уху. Возглавлял их непременно кто-то из взрослых. Много помогали шефы из профкома ХБК и старшие казармы.

- Среди любимых развлечений было кино, которое мы смотрели в кинотеатре "Заря" и у себя в казарме, - это опять Ю.В.Бодров вспоминает. – Причем, если в других казармах кино один раз показывали, то у нас из-за многолюдства киномеханику Ивану Дмитриевичу Иванову приходилось по 2-3 раза крутить один и тот же фильм в разные дни. Взрослые обычно один раз смотрели, а мы, ребятня, каждый раз. Поэтому фильмы своего детства я и сейчас чуть ли не наизусть помню. Потом дядя Петя Ивахин первым в казарме купил телевизор марки КВН (экран чуть больше мужской ладони, с линзой). Он выносил его в коридор, куда посмотреть передачи, шедшие тогда не каждый день и, в основном, вечерами, собирались все желающие.

В казарме регулярно были концерты художественной самодеятельности, в основном силами занимавшихся в кружках детей, и постоянно устраивали танцы зимой в коридорах, летом в "парадном" дворе (между первым и вторым корпусами), в ненастную погоду - под аркой. Из заводил этого дела чаще других называли Юрия Наумова, отменно игравшего на баяне, умевшего и сплясать, и песню петь. Были и другие хорошие музыканты, игравшие на танцах и выступавшие в самодеятельных концертах - Вячеслав Карпов, Борис Бодров. С появлением радиол чаще стали танцевать "под пластинки", так проще было: в любой момент выставили радиолу в окно и танцуй до упаду.

Собирал я материалы о "Самомазке", и чем дальше, тем больше настораживала слишком уж благостно складывающаяся в воспоминаниях ее бывших жителей картина, явно противоречившая не совсем благополучной, говоря по-научному, ауре вокруг "матери всех казарм". Понятно, что встречался я в основном с теми, кто жил там ребенком или, во всяком случае, молодым, а в воспоминаниях о детстве и юности плохое редко фиксируется надолго. Понятно и то, что даже если такое кто помнит, то вряд ли настроен оповещать об этом весь свет. Но кое-что все же проскальзывало. Из этой мозаики и сложилось то, о чем в почти протокольной форме пойдет речь.

Уже говорилось, что в "Самомазке" было великое количество ходов, переходов, закоулков, в которых несведущий человек не мог разобраться и благодаря которым всегда можно было избежать нежелательных встреч. Это привлекало вполне определенную категорию горожан, не желавших "засвечивать" свое общение. Слухи об этом, разумеется, ходили по городу, заставляя законопослушных граждан сторониться казармы и какой-то части ее обитателей.

Один из собеседников упомянул об "артиллерийских сражениях", организовывавшихся ребятами 15-18 лет, и в ответ на мой живейший интерес поделился такой информацией. Брали выброшенные за ненадобностью после ремонта трубы от батарей отопления, набивали их карбидом, снаряжали "чугунками" (мелко поколотыми кусками отопительных радиаторов, которые шли еще для стрельбы из рогаток - личного оружия каждого уважавшего себя пацана), устанавливали их на берегу Клязьмы и, в нужный момент, залив воду, открывали огонь по "скоплению противника" на противоположном берегу (чаще всего это были ни в чем неповинные любители купаться "у свай"). Физического вреда не причиняли, но панику наводили большую.

Не способствовала доброй славе и боевитость подрастающих поколений, умевших извлекать своеобразные удовольствия из очень стратегически выгодного расположения "Самомазки", миновать которую стороной было невозможно. Одной из любимых, хотя и строго наказуемой, забав подростков была такая: забравшись на крышу над аркой, бомбардировали прохожих гнилыми овощами и другими "подручными средствами". Не всех подряд, а чем-то не понравившихся, выбор которых составлял едва ли не главный смысл той "забавы". А что до наказания, так ведь попробуй поймай...

Случалось и более серьезное. Например, идущий в темное время мимо арки мог лишиться шапки. Это уже не детская забава, да и вообще, как правило, подобным промыслом постоянные обитатели "Самомазки" не занимались, тем не менее, все подобные случаи приписывались им. Один из ореховозуевцев, в ней не живший, но постоянно в том районе бывавший по служебным делам, сказал мне вполне серьезно, даже многозначительно: "Когда "Самомазку" расселять стали, не только жившие в ней, но и все вроде меня, так или иначе вынужденные вокруг нее вращаться, радовались". Как говорится - ни убавить, ни прибавить...

Завершение истории самой знаменитой казармы началось в конце 1965 года. Первые квартиры ее жителям выделили в двух кирпичных пятиэтажках, построенных хлопчатобумажным комбинатом на улице Бугрова, недалеко от "деревенского" магазина.

По мнению классика, москвичей испортил квартирный вопрос. К великому сожалению, не избежали его дурного влияния и жившие в "Самомазке". Причин тому, скорее всего, было несколько, но я приведу лишь две, которые упоминали все, с кем довелось говорить.

Первая разделила людей, работавших на разных предприятиях. Как было изначально, точно неизвестно, но с большой вероятностью можно предположить, что первое население когда-то составили работники текстильных фабрик, объединенных потом в комбинат. За прошедшие с той поры немалые года потомки первопоселенцев и вновь поселявшиеся оказались работниками едва ли не всех городских предприятий. Но поскольку расселение начинал ХБК, то вполне естественно, что в первую очередь ордера получали его работники, что вызывало не менее естественное негативное отношение работавших на других заводах и фабриках. Но этим дело не ограничилось.

Второе разделение шло уже среди работников комбината. Семьи-то были, как правило, многодетные, и получалось так, что и на четверых человек, и на шестерых давали одинаковую площадь - например, двухкомнатную квартиру. Появились обиженные, возникали подозрения, дело вроде бы доходило даже до угроз в адрес работниц отдела учета и распределения жилой площади исполкома горсовета и ЖКУ ХБК, иногда до слез их доводили.

В 1970 году "Самомазка" прекратила свое существование. Но пока еще целы составлявшие ее корпуса, и все желающие могут совершить нечто вроде экскурсии - поверьте, даже помнящим старое Орехово-Зуево стоит потратить на это десяток-другой минут.

Со временем, конечно, все стало на свои места, жившие там, как и большинство жителей всех казарм, вспоминают не трудности времен своей молодости, а, прежде всего, то хорошее, что было, по выражению одного из них, в "казарменном братстве". Но упущенного не вернешь: разделившие расселенных по всему городу "самомазчиков" обиды (особенно много недовольных было в четвертом корпусе, там дольше других держались те, кого чем-то не устраивали предлагаемые квартиры) не способствовали единению, организации каких-то памятных традиционных встреч и так далее. Впрочем, по моим сведениям, вроде бы на такие встречи до сегодняшнего дня собираются ежегодно 9 мая только жители бывшей казармы 212 на бывшей улице Сталина, теперь Пролетарской.

Э. ОРЛОВ.

Журналист.

Предыдущая страница | Страница 6 из 25 | Следующая страница

• БАЗА ХЛЕБОПРОДУКТОВ
• В деревне Петрушино жгут дома
• АВТОКОЛОННА № 1793
• ТЕПЛОСЕТЬ
• ПИЩЕВОЙ КОМБИНАТ